27.06.2024 16:02
Аналитика.
Просмотров всего: 15189; сегодня: 2.

Детектив в революционных тонах. Погром в древлехранилище

Автор: Александр Звягинцев

Патриаршая ризница в Московском Кремле была крупнейшим собранием сокровищ русской православной церкви. Здесь много столетий хранились все самые ценные богослужебные предметы Кремля: златотканые одежды священнослужителей, митры, усыпанные драгоценными камнями, золотая и серебряная церковная утварь, древние Евангелия, иконы и роскошные подарки русских царей. Здесь хранились вещи, привезенные несколько веков назад Софьей Палеолог, женой Василия III, из Константинополя. Это было истинное древлехранилище — церковное хранилище наиболее редких памятников, связанных с историей православной церкви, когда Богу несли самое лучшее. Такого собрания, например, саккосов — верхнее архиерейское богослужебное облачение, не было больше ни в одном собрании мира.

Но 30 января 1918 года, около трех часов дня, синодальный ризничий архимандрит Арсений направился в Патриаршую ризницу, которая находилась в самом сердце Кремля — занимала семь залов Филаретовой пристройки колокольни Ивана Великого.

Туда с 8 января никто не заходил — двери были опечатаны. Ризница нуждалась в реставрации. Она сильно пострадала во время недавних боев, когда большевики несколько дней обстреливали Кремль, пытаясь выбить из него юнкеров.

Вместе с мастеровыми, которые привезли для ризницы новые шкафы, и реставраторами архимандрит Арсений поднялся на верхний этаж Филаретовой пристройки. Открыл дверь и… замер в оцепенении.

«Внутренность ризницы производила удручающее впечатление — всюду полный хаос и разгром. На полу валялись окурки, найдены разные орудия взлома, бутыль с какой-то жидкостью, по-видимому, имеющей назначение смягчать шум от работы инструментом, в разных местах лежали куски старинных тканей, кое-где остатки раздавленных жемчужин». Газета «Новое слово», 2 февраля 1918 г.

Потрясенный увиденным архимандрит Арсений даже не сразу смог оценить ущерб. Опись похищенного составляли четверо суток. Преступники унесли почти все драгоценные кресты и греческие панагии XVI века. Пропали золотые сосуды, усыпанные бриллиантами и украшенные древними камеями, в том числе те, которые Екатерина Вторая заказала за границей и передала церкви. Исчезли 12-килограммовая золоченая чаша царя Федора Алексеевича и драгоценные митры патриарха Никона. С патриарших митр и облачений были выдраны камни и жемчуг, с икон и Евангелий сорваны оклады. Пропали священные христианские реликвии — риза Девы Марии, кусочек хитона Иисуса Христа и гвоздь Креста Господня. Они все хранились в золотых ковчегах…

При первом допросе архимандрит Арсений показал: «Общую ценность похищенного определить затруднительно, но она должна быть очень высока, если оценивать предметы не по рыночной стоимости, а принимая во внимание их религиозное, художественное и историческое значение, их древность и чрезвычайную редкость».

И впрямь, кто может определить стоимость шапки Мономаха? Никто. Она единственная в мире, другой нет и не будет.

Сумму ущерба все-таки указали, пусть и условно — 30 миллионов золотых рублей. На эти деньги тогда можно было вооружить целую армию.

Новость об «ограблении века» разнеслась по всей стране. Те газеты, что еще оставались «старорежимными», прямо писали: «Вот с чего начинается советская власть».

По Москве поползли слухи: ограбление ризницы — дело рук большевиков. Ведь еще 23 января 1918 был опубликован декрет «О свободе совести, церковных и религиозных обществах». В нем четко говорилось, что церковь не имеет права владеть собственностью. О прямой экспроприации, правда, речи пока не шло. Однако в Петрограде матросы-красногвардейцы во главе с Александрой Коллонтай уже попытались захватить Александро-Невскую лавру. Монахи ударили в набат, и на зов сбежалась толпа верующих. Прихожане в буквальном смысле отбили монастырь.

Двадцать пятого января 1918 года в Киеве убили митрополита Владимира Богоявленского. Убийство митрополита было чем-то похоже на ограбление ризницы — не было ясно, стоит за этим власть или не стоит? Преступление осмысленное и спланированное или бессмысленное, случайное, которых столь много происходит во время революций.

Большевистское правительство понимало: оставить дело об ограблении ризницы нераскрытым — все равно что расписаться в полном собственном бессилии. И стало принимать меры. По всем городам разослали списки украденного, а нарком иностранных дел обратился к соседним государствам с просьбой ужесточить таможенный контроль — на случай если преступники попытаются вывезти награбленное.

Вот только расследовать это дело было практически некому. Полиция разогнана, царского сыска, который считался одним из лучших в Европе, к тому моменту уже не существовало. Старых, опытных следователей или убили во время погромов полицейских участков в 1917 году, либо выставили за дверь, попутно лишив их гражданских прав. Криминальная обстановка в Москве после революции была такой, что москвичи старались лишний раз не выходить на улицу. Такого разгула преступности Россия, пожалуй, не знала за всю свою историю. Число убийств, разбоев, краж, грабежей, изнасилований выросло по сравнению с дореволюционными временами в десятки раз.

К тому же еще в марте 1917-го года указом Временного правительства была объявлена амнистия всех «политзаключенных», порядочных граждан и уголовников уравняли в правах. Выпустили из тюрем практически и всех уголовников. В одночасье на воле оказались 90 тысяч каторжан. «Птенцы Керенского», как их прозвали в народе, тут же разлетелись по всем крупным городам. Началась криминальная вакханалия…

Уличная преступность буквально терроризировала Петроград и Москву. Люди с содроганием вспоминали потом эти страшные месяцы. Зима лютая, голод, разруха, холод, а на улицах «попрыгунчики» — были такие знаменитые тогда грабители, которые приделывали к обуви пружины, на этих пружинах подскакивали к перепуганным москвичам, грабили, а потом исчезали, перемахивая через заборы. Правда, лишь там, где они сохранялись, потому что почти все заборы в Москве к тому времени ушли на дрова. Или другая картина. Кузнецкий мост, время четыре часа дня, по улице медленно едет грузовик, а по тротуарам с одной и с другой стороны идут три вооруженных человека, которые всех, кто попадается навстречу, грабят, раздевают, снимают шубы, шапки, зачастую и обувь… Все забрасывают в грузовик. И все это открыто, никого и ничего не боясь — революция. Так они проезжают от Лубянки почти до Большого театра, после чего все садятся в грузовик и спокойно уезжают. Кому их искать? Некому.

Чтоб хоть как-то приостановить разгул преступности, стали возвращать в милицию опытных «старорежимных» сыскарей. Вот и следствие по делу ограбления ризницы поручили бывшему главе сыскной полиции Карлу Маршáлку. А чтобы не было какой контрреволюции, его подчинили другому Карлу — новому начальнику уголовного розыска, латышскому большевику Розенталю, идеологически правильному и подкованному члену партии.

Опытный Маршалк, осмотрев место преступления, сразу понял — грабили ночью. На полу, в горах штукатурки и мусора валялись старинные иконы и Евангелия, с которых грабители только сорвали золотые оклады. Хотя они не могли не знать, что такие иконы и древние книги стоят не меньше золота! Значит, просто хватали то, что блестело в темноте. В Москве тогда ночью освещения практически не было. Преступники в лучшем случае имели при себе какие-нибудь фонари. А может быть, орудовали просто при свечах. Они брали то, что блестит. Причем грабили, судя по размерам украденного, не одну ночь.

Сейчас это звучит абсурдно: несколько ночей подряд орудовать в Кремле незамеченными?! Разве такое возможно?!

Но тогда Кремль был другим. До революции он был очень тесным, в нем было несколько действующих монастырей. Там проживало огромное количество разного народа, теснились конторы всяких учреждений. Это было не мемориальное, не защищенное пространство. Можно было, гуляя ночью, войти в ворота Никольской башни и выйти из ворот Боровицкой либо Троицкой башни. После революции пространство Кремля и вовсе превратилось в место схода пьяных солдат, мародеров, преступников, просто гуляк.

Некоторые объекты все же охранялись солдатами 56-го полка. Но настоящую пропускную систему в Кремле ввели лишь после того, как в марте 1918 года в него переехало из Петрограда советское правительство. Большевики сразу закрыли для прихожан все кремлевские церкви. Последняя пасхальная служба в Успенском соборе прошла с личного разрешения Ленина. Глава большевистской партии, тогда сам вышел посмотреть на Крестный ход и обронил кому-то из соратников: «Последний раз ходят!» В тот день прихожан пускали в Кремль уже только по пропускам.

Профессионал сыска Маршалк установил, что, по всей очевидности, грабители проникли в ризницу не через дверь, а с улицы, по водосточной трубе. Решетка на окне, которое выходило в сторону Царь-колокола, была выпилена, причем снаружи. Из этого окошка воры и выносили мешками сокровища Патриаршей ризницы. Вернее, не выносили, а просто выбрасывали наружу. Но как это возможно? Ведь у входа в ризницу должен был круглосуточно дежурить часовой. Где он был, пока преступники выкидывали из окна награбленное? Громадные мешки с награбленным падают на землю с третьего этажа, а постовой не слышит? Не слышит, как в ризнице разламывают оклады икон?

У Маршалка было много вопросов к командиру 56-го полка. Не только по поводу часового. На месте преступления он обнаружил отпечаток пальца на одной из помятых чаш, солдатский погон и… простыню со штампом того самого 56-го полка. Все это указывало на то, что солдаты охраны не только охраняли, но и были на месте преступления. Однако ответов на свои вопросы к командиру полка, которые ему предложили направить в письменной форме, Маршалк не получил. Получил откровенную отписку: «Солдаты в Патриаршую ризницу не заходили. Кто нес постовую службу у входа, неизвестно. Документы утеряны». Маршалк обратился к своему начальству и получил категорический приказ Розенталя: больше вопросов революционным военнослужащим 56-го полка не задавать.

Если учесть, что полк этот подчинялся комендатуре Кремля, а она имела выход непосредственно на самый верх большевистского правительства, нетрудно представить, какие мысли приходили в голову старому сыщику.

Но расследование свое он тем не менее продолжал — другая школа. Как всякий опытный профессионал, Маршалк имел широкую агентурную сеть. И уже через пару дней давний агент Маршалка сообщил: на втором ярусе Верхних торговых рядов (это нынешний ГУМ) в ювелирном магазине Глазунова продается невероятной красоты жемчуг. Похоже, старинный…

Сразу отправились в магазин Глазунова. Жемчужины, их было около сотни россыпью, сразу изъяли. Экспертиза подтвердила: из ризницы! Хозяин магазина упираться не стал, признался: жемчуг купил у знакомого антиквара Белова. Перепуганный Белов сказал, что жемчуг приобрел у некоего мелкого коммерсанта Соломона. Задержали Соломона. Тот признался, что жемчуг он купил у некоего Петра Александровича, с которым впервые встретился в каком-то ресторанчике… Кто такой этот Петр Александрович и где его теперь искать? Соломон клялся и божился, что понятия не имеет. Тупик?

И опять сработали старые связи. Маршалк получил неожиданную телеграмму из Саратова. Следователь Иван Свитнев, тоже из старых сыскарей, задержал предполагаемого грабителя.

Случилось это так. Двенадцатого марта 1918 года милиционер Щеглов дежурил на улице Александровской. И заметил, что у входа в ресторан «Товарищество» стоят подозрительные мужчина и женщина. Они о чем-то перешептываются, украдкой озираются по сторонам, у мужчины в руках большая сумка. Судя по всему, тяжелая. Подозрительную пару задерживают. В сумке обнаруживают драгоценные камни и слитки золота. Напуганные перекупщики сразу признаются: драгоценности взяли на реализацию у человека по фамилии Самарин. Сыщик со стажем, Свитнев вспомнил, что, когда он еще работал в сыскной полиции Саратова, по одному делу проходил некий Самарин, но на самом деле фамилия у него была другая — Полежаев, Константин Полежаев… Он приехал в Саратов три года назад, купил на Рождественской улице дом и жил там. Было решено проверить его.

В Москве и Саратове Полежаевых хорошо знали еще с прежних времен. Это был целый воровской клан. Отец, мать и четверо сыновей — Константин, Александр, Алексей и Дмитрий — все входили в высшую воровскую касту.

«Иваны» — так тогда называли воров в законе.

Иван Свитнев с оперативной группой едет в дом на Рождественской. Константин Полежаев, к счастью, оказывается дома. И, конечно, все отрицает: никого не грабил, ничего не знаю… Упирался до тех пор, пока милиционеры не нашли тайник в голландской печке. А в нем — множество бриллиантов, другие драгоценные камни. Их столько, что сразу видно — из ризницы.

Отпираться дальше Константин Полежаев не стал. Да, ризницу ограбил он. С кем? На дело шел один. Золотые слитки в печке — это переплавленные оклады икон и Евангелий… И все время твердил, что все совершил в одиночку.

Но Свитнев-то понимал, что такое ограбление невозможно провернуть в одиночку. Полежаева запирают в камере на ночь — хорошенько подумать. А утром выясняется, что допрашивать уже некого — Полежаев повесился. Все выглядело как самоубийство. То ли от страха, то ли от угрызений совести. Большевистское начальство Свитнева это объяснение вполне устраивало, но сам сыщик не мог найти этому достоверного объяснения. Полежаев, матерый «Иван», стал вдруг испытывать какие-то угрызения совести, да такие сильные, что сплел шнурок и повесился… Абсурд.

Разумеется, и Маршалк в Москве не верил ни в одинокого грабителя ризницы, ни в угрызения совести. Были у него сообщники, были. Вот только кто? Родители на эту роль не годились — годы уже не те, они давно уже занимались исключительно скупкой краденого. А вот братья…

Братьев у Константина было трое. Александр был убит при попытке побега из тюрьмы. Второй брат еще отбывал наказание. Оставался только третий — Дмитрий.

Стали искать. И ведь нашли. Правда, звался он теперь Владимир Попов. И жил в Подмосковье, снимал небольшой домик в Краскове. Пришли к нему с обыском. Чего там только не нашли! Золото и церковная утварь были не только спрятаны в нескольких тайниках, их находили просто зарытыми в кучи мусора во дворе.

Самого Дмитрия Полежаева во время обыска дома не было — отдыхал с любовницей от трудов неправедных в Ялте. Задержали через несколько дней прямо на выходе из поезда. Полежаев сразу начал давать признательные показания. Отрицать вину было глупо, к тому же дактилоскопическая экспертиза подтвердила: тот единственный отпечаток пальца, найденный Маршалком на помятой чаше в ризнице, принадлежит именно Дмитрию Полежаеву.

Полежаев рассказал: ризницу они, вместе с братом Константином, грабили шесть (!) ночей подряд. По водосточной трубе и выступам в стене забрались на третий этаж, перепилили решетку, взломали металлические ставни, разбили стекло и проникли в ризницу. Все похищенное упаковывали в обычные мешки прямо через окно выбрасывали на улицу. Потом волоком тащили до Тайницкой башни, там грузили на оставленную подводу и увозили. Ничего сложного. Потом разделили. Константин увез свою часть в Саратов, Дмитрий свою — в Красково, где и попрятал.

Показания Дмитрия Полежаева звучали вроде бы вполне сносно и достоверно. Но… Откуда необразованные уголовники Полежаевы знали, где именно хранятся главные церковные ценности? Их кто-то навел? Кто? Почему не боялись часовых? Шума?

Ответить на все эти вопросы Дмитрий Полежаев не успел... В уголовном деле зафиксирована сухая формулировка: «Застрелен при попытке к бегству». Один грабитель застрелен, другой повесился, и никаких показаний больше.

В марте 1918 года разбираться с этими вопросами Маршалку не дали, дело об ограблении Патриаршей ризницы срочно прекратили. Советская власть отрапортовала: преступники пойманы, изъятые у них сокровища возвращены! Ту часть патриарших ценностей, что не нашли, просто записали в утраченные. И о краже века забыли. На целых пятьдесят лет...

И лишь в начале 1990-х годов, когда стали рассекречивать некоторые архивы советского периода, историки принялись заново изучать дело об ограблении века. И искать, кто на самом деле стоял за братьями Полежаевыми, ограбившими ризницу, кто направлял их. Появилось множество версий. В том числе, самых неожиданных.

Например, о причастности церкви. Якобы высшее духовенство в 1918 году предвидело скорую экспроприацию и, чтобы спрятать свои сокровища, специально инсценировало кражу. Но не для обогащения, а для финансовой поддержки белого движения и даже освобождения царской семьи.

Однако у версии было много противников. В 1917 году церковь еще не видела в революции большой угрозы для себя. Наоборот. После Февральской революции духовные чины заговорили о возрождении православия. В Кремле начал работу Поместный собор, который избрал патриарха. Впервые за двести лет!

С другой стороны, уже в январе 1918 года был опубликован большевистский декрет об отделении церкви от государства. В нем говорилось, что все церковное имущество должно принадлежать народу. Патриарх Тихон отреагировал на него жестко.

Из Послания патриарха Тихона от 19 января 1918 года:

«Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это — поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей — загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей — земной».

В начале 1918 года патриарх Тихон еще отваживается обращаться к Совету народных комиссаров с гневными посланиями. Потом он сбавит тон, потому что поймет, что это становится смертельно опасным для церкви.

Но первая глобальная экспроприация церковных ценностей произойдет только в 1922 году. Вот тогда красные комиссары начнут выносить из церквей все! Прежде всего, разграблялись все ризницы, а они были в каждом большом соборе, во всех монастырях… Это сотни тысяч, если не миллионы произведений не просто золота и драгоценностей, но искусства.

И все же ограбление Патриаршей ризницы стоит тут особняком.

Даже если предположить, что ограбление ризницы было инсценировкой кого-то из церковных служителей, неужели уголовникам Полежаевым было бы позволено уродовать редчайшие православные реликвии?

«Многие вещи пришлось восстанавливать просто из хлама, потому что были раздавлены, разбиты, изуродованы… Возьмите оклад Богоматери Владимирской, верхняя часть которого, златокованый Деисус, относится к времени Андрея Боголюбского… Он был просто восстановлен, как бы из ничего», — рассказывал уже в наши дни Игорь Коновалов, старший звонарь соборов Московского Кремля.

Алексей Левыкин, директор Государственного исторического музея, убежден, что если бы власть обладала хоть малейшей информацией об участии самой церкви в этом, они бы, конечно, использовали это для удара по ней. Значит, у них не было таких аргументов.

Была и другая версия. На одном из допросов Дмитрий Полежаев сказал, что относит себя к анархистам. Члены партии даже собирались в его съемном доме в Краскове. Возможно, за ограблением ризницы стояли анархисты? Оружие тогда ходило бесконтрольно. И анархисты спокойно осуществляли всякие вылазки, налеты, грабежи, выдавая их за революционные акции.

В 1918 году большевикам еще приходилось делить власть с «дореволюционными соратниками» — эсерами и анархистами, которые концентрировались в Москве. Так что у анархистов были возможности и организовать ограбление, и прикрыть его расследование. В том же 56-м Кремлевском полку анархистов было немало. Возможно, кто-то из них помог братьям Полежаевым. Тогда можно объяснить и простыню с полковым штампом на месте преступления, и нежелание полкового командира помогать милиции, которая подчинялась большевикам.

Отношения политических союзников стали стремительно ухудшаться, когда большевистское правительство переехало из Петрограда в Москву. В Москве анархисты чувствовали себя хозяевами. Им принадлежало 25 особняков в центре города, рядом с Кремлем. И в каждом был оружейный склад. При желании они могли бы захватить Кремль и все большевистское руководство. Но большевики сыграли на опережение. Весной 1918-го года они разгромили штаб Черной гвардии анархистов, который находился в здании нынешнего театра «Ленком». Начались обыски, во время которых нашли много золота. Однако ни одной реликвии из Патриаршей ризницы там не было. Если бы нашли, наверняка сразу «повесили» бы на анархистов ограбление в Кремле.

Похоже, Полежаевым покровительствовала и направляла их какая-то другая сила, у которой были возможности указать руководству московской милиции: «Спустить дело на тормозах». И убрать братьев Полежаевых они тоже могли.

В конце 1960-х годов на аукционе «Сотбис» в Лондоне вдруг всплыли три старинные панагии из России. Человек, который их выставил, пожелал остаться неизвестным. Советский искусствовед Марина Постникова-Лосева случайно увидела панагии в аукционном каталоге и сразу опознала: это те самые, что были украдены из Патриаршей ризницы и так и не найдены. Радости ее не было предела. Она прекрасно понимала не только их историческую значимость, но и художественную ценность. Но как панагии оказались в Лондоне? Тогда, во времена СССР, ответ на этот вопрос был под запретом. Лишь в начале 1990-х годов стали широко обсуждаться в обществе скрывавшиеся факты, что в двадцатые и тридцатые годы государство в лице большевиков активно торговало старым искусством и древними ценностями. Их отправляли за границу поездами и пароходами. Нужны были деньги, чтобы закупать зерно для голодающего народа. Потом деньги понадобились для индустриализации разрушенной страны. А Западу, кроме золота и ценностей искусства, предложить было нечего.

Кто же занимался вывозом русских ценностей за границу? Через какие каналы?

И здесь невозможно пройти мимо фигуры американца Арманда Хаммера, врача по образованию, который вдруг объявился в Москве осенью 1921 года. И было ему тогда всего 23 года. И теперь никто не скажет, как Хаммеру удалось попасть в Кремль на прием к самому Ленину. О чем они беседовали, тоже неизвестно. Ленин не рассказывал, а Хаммер упорно помалкивал всю жизнь. Зато известно, что из ленинского кабинета американец вышел с мандатом, дающим ему, по сути, неограниченные полномочия в России, — он назначался представителем всех американских компаний в России. Внешнеторговым, железнодорожным и прочим российским организациям предписывалось неукоснительно оказывать американцу всестороннюю помощь и поддержку. Знал ли Ленин, что Хаммер был авантюристом и аферистом, с юных лет и до самой смерти занимался махинациями, аферами, спекуляциями, откровенным жульничеством? Наверное, не знал, но почему-то безоглядно доверился проходимцу. Видимо, выбора у него не было.

Сначала Хаммер получил разрешение на разработку асбестовых рудников на Урале, потом открыл в России первую карандашную концессию, которая позже превратилась в Московский завод пишущих принадлежностей имени Сакко и Ванцетти. Однако промышленность его интересовала мало — не его стихия. Он хотел заграбастать сразу и много, и, когда нарком торговли Анастас Микоян сам обратился к Хаммеру, как он потом выразился, «с деликатной просьбой», он наконец почувствовал запах денег, больших денег, громадных. Никакого асбеста и карандашей! Смысл деликатной просьбы был совершенно ясен: Советскому государству остро нужны деньги, и господин Хаммер окажет Советскому правительству большую услугу, если будет помогать зарабатывать деньги на продаже художественных ценностей. Разумеется, получая при этом хорошие комиссионные. Это было предложение, от которого нельзя отказаться. И Хаммер засучил рукава.

Хаммер перевозил за границу и продавал там сокровища из фондов Гохрáна. Эта организация была создана в 1920 году. Сначала в ее распоряжение попали все драгоценности дома Романовых. А после экспроприации к ней отошли и богатства православной церкви. К Гохрану относилась также Оружейная палата Кремля, где с марта 1918 года хранились драгоценности Патриаршей ризницы, изъятые у братьев Полежаевых.

Конечно, возникает вопрос: неужели, раз уж не было другого выхода, нельзя было продавать ценности самим, не обогащая американского барыгу? Дело в том, что еще до появления Хаммера Советское государство пыталось торговать сокровищами Гохрана, но не преуспело в этом занятии. Мировые аукционные дома сомневались в законности подобных сделок и не шли на контакт. За очень редким исключением. Ситуацию мне прояснил аукционист Зайцев:

«Представители Гохрана вели переговоры с различными западными возможными контрагентами, начиная с венского аукционного дома „Доротеум“, одного из старейших в мире. Но безуспешно. Лишь в 1928 году берлинский антиквар по фамилии Лепке принял предложение большевиков, и в 1928–1929 годах в Берлине прошла серия аукционов по продаже сокровищ из Гохрана». Хаммера вопросы законности и репутации интересовали мало, он поставил это дело на широкую ногу, придал ему американский размах.

Незадолго до этого, не выдержав этого узаконенного разграбления, бросился под поезд директор Оружейной палаты Дмитрий Иванов. Содержание его предсмертной записки «Не торговал, не расхищал» тогда поняли единицы. Ведь вся деятельность Гохрана была совершенно секретна.

В 1931 году в США отправился первый пароход, груженный российскими сокровищами, которым не было цены. Их для маскировки запаковали в ящики и даже бочки. Внешнеторговые сделки нужно было проводить официально, и Советское правительство вместе с Хаммером придумали продавать предметы искусства под прикрытием сделок по древесине. Из Советской России в Штаты перевозили деревянные пивные бочки и ящики, набитые предметами искусства. Деньги от их продажи потом перечислялись на счета Амтóрга — акционерного общества, которое выступало посредником в советско-американских торговых сделках. Вполне возможно, что три панагии попали на лондонский аукцион в 1960-е годы именно «хаммеровским путем».

Но распродажа национальных ценностей России была столь масштабной, что одному Хаммеру с ней было не справиться. Было еще немало других посредников, гревших руки на российских бедах.

Никто уже не скажет, сколько всего российских сокровищ ушло за границу в те годы. Из 18 романовских корон и диадем, хранившихся в Алмазном фонде, осталось всего 4. Из 24 яиц Фаберже было продано 14. И только девять вернулись назад. Причем продавали их по 400 долларов за штуку, а в наше время выкупали за миллионы.

Вывоз российских сокровищ начался, конечно, не с ограбления Патриаршей ризницы. Оно было просто слишком заметным. Революция — это время, когда грабят и убивают. Причем в таких масштабах, что страна погружается в хаос.

А в конце напомню о судьбах наших героев, искавших сокровища Патриаршей ризницы.

Карл Маршалк очень скоро уехал из России, сначала на Украину, где в сентябре 1918 года стал руководителем киевской Государственной стражи — полиции. В 1919 году он уже в Берлине сотрудничает с деникинской и врангелевской разведками. Потом следы его пропадают во времени.

Непреклонный большевик Карл Розенталь также недолго проработал в рядах молодой советской милиции. Сначала его уволили, а в 1930-х годах дважды арестовывали, но затем отпускали. В 1938 году несгибаемого большевика все-таки расстреляли за «принадлежность к контрреволюционной шпионской латышской организации».

Иван Свитнев еще долго работал в уголовном розыске Саратова, Казахстана, Москвы, но тоже был расстрелян в 1938 году.

Исторические события:

Участники событий и другие указанные лица:

Беллавин Василий (Тихон) Иванович, епископ Православной российской церкви, патриарх Московский и всея России, канонизирован в лике исповедников, прославлен Архиерейским собором Русской православной церкви;
Богоявленский Василий (Владимир) Никифирович, епископ Православной российской церкви, экзарх Грузии, митрополит Московский и Коломенский, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, Киевский и Галицкий;
Врангель Пётр Николаевич, русский военный деятель, участник Русско-японской и Первой мировой войн, генерал-майор Русской императорской армии, один из руководителей Белого движения в годы Гражданской войны;
Деникин Антон Иванович, русский военачальник, участник Русско-японской и Первой мировой войн, руководитель Белого движения, главнокомандующий Вооружёнными силами Юга России, заместитель верховного главнокомандующего адмирала Колчака;
Денисов Леонид (Арсений) Иванович, епископ Русской православной церкви, епископ Каширский, викарий Московской епархии, духовный писатель, церковный историк, специалист в области церковной археологии и иконографии;
Звягинцев Александр Григорьевич, советский и российский общественный деятель, Секретарь союза писателей РФ, правовед, писатель, историк, драматург и киносценарист, автор, автор книг и фильмов по Нюрнбергскому процессу;
Керенский Александр Фёдорович, российский государственный и политический деятель, председатель Временного правительства России, был вынужден снять с себя все полномочия и эмигрировал в июле 1918 года;
Коллонтай (Домонтович) Александра Михайловна, российская революционерка, советская государственная деятельница и дипломат, чрезвычайный и полномочный посол СССР;
Маршалк Карл Петрович, деятель правоохранительных органов Российской империи, последний начальник Московской сыскной полиции, первый начальник Московской уголовно-розыскной полиции и Московского уголовного розыска, коллежский советник;
Микоян Анастас Иванович, революционер, государственный и партийный деятель СССР, председатель Президиума Верховного Совета СССР, Герой Социалистического Труда;
Минин (Минов) Никита (Никон) , московский патриарх, имевший «Великого Государя»;
Палеолог Софья Фоминична, великая княгиня Московская, вторая жена Ивана III Великого, мать Василия III, бабушка Ивана IV Грозного, происходила из византийской императорской династии Палеологов;
Розенталь Карл Гертович, советский деятель органов охраны общественного порядка, начальник Центророзыска;
Романов Фёдор III (Феодор) Алексеевич, русский царь с 1676 года, из династии Романовых, сын царя Алексея Михайловича и царицы Марии Ильиничны;
Романова (Ангальт-Цербстская) Екатерина II (София Августа Фредерика) Алексеевна, императрица и Самодержица Всероссийская;
Рюрикович (Боголюбский) Андрей Юрьевич, князь Вышгородский, Дорогобужский, Рязанский, великий князь Владимирский, сын Юрия Владимировича Долгорукого и половецкой княжны, святой Русской православной церкви;
Рюрикович Василий III Иванович, великий князь владимирский и московский в 1505 -1533 годах, государь всея Руси, сын Ивана III Великого и Софьи Палеолог, отец Ивана IV Грозного;
Рюрикович (Мономах) Владимир II Всеволодович, князь ростовский, князь смоленский, черниговский, переяславский, великий князь киевский, государственный деятель, военачальник, писатель, мыслитель;
Свитнев Иван Александрович, сыщик, сотрудник уголовного сыска Российской империи, сотрудник сыскных подразделений НКВД СССР, один из основоположников советского уголовного розыска, капитан милиции;
Ульянов (Ленин) Владимир Ильич, русский революционер, теоретик марксизма, советский политический и государственный деятель, организатор революции 1917 года в России, первый председатель Совета народных комиссаров РСФСР и СССР.